Режиссер Кшиштоф Занусси: «Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее бездарно» ОЛЬГА ЕГОШИНА
Знаменитый кинорежиссер Кшиштоф Занусси приехал в Москву на выпуск спектакля «Доказательство» по пьесе Дэвида Одена в Российском молодежном театре. За несколько дней до премьеры в РАМТе блестящий режиссер-универсал и парадоксалист встретился с журналистами, где объяснил, что новую постановку он адресует прежде всего молодежной аудитории, и определил себя как неутомимого путешественника по пространству, времени и человеческой душе.
– Кшиштоф, вы не раз повторяли в своих интервью, что адресуете работы прежде всего интеллигентному зрителю, что вы – режиссер, который работает для элиты. Значит ли это, что ваши картины и спектакли не рассчитаны на массовую аудиторию?
– Я обращаюсь к думающему зрителю. Обычно я пробую рассказывать довольно простые истории, но обращаюсь к тем зрителям, у которых есть серьезные вопросы, серьезные заботы; которые ищут не просто развлечения, а чего-то большего. Культура вообще – довольно элитарное занятие. Скажем, я читал недавно данные социологического опроса в США, согласно которым только 4 процента населения этой страны хоть раз в жизни посещали театр (то есть 96 процентов в нем не бывали никогда). В Европе эти цифры другие, но и они достаточно красноречивы. Люди, которые интересуются искусством, культурой, – всегда в меньшинстве. Другой вопрос, что именно это меньшинство и определяет ход истории. И так было всегда: историю делали единицы, а не массы. Хотя марксисты кормили нас глупой иллюзией, будто бы все зависит от масс.
– Боюсь, что вас могут обвинить в элитарности суждений…
– Я прожил достаточно длинную жизнь, чтобы убедиться: все людские суждения очень относительны. Каждый оценивает то или иное явление, исходя из собственной системы координат. Один пример. Довольно давно я снял фильм о жизни Папы Римского Иоанна Павла II, человека, которого я бесконечно уважаю. Был торжественный просмотр в Риме, в римской Опере, на котором были президент республики, премьер-министр... Когда фильм начался, я тихонько выскользнул из зала, поскольку больше уже не мог видеть свою картину. А перед концом фильма я поспешил вернуться, но возникла проблема: меня не пускали телохранители Папы. Пока удостоверяли мою личность, мы с охранниками разговорились. Я спросил, как, на их взгляд, – хороший ли Папа Иоанн Павел II? И тут они хором сказали: «Ужасный!». Я очень обиделся: «Почему? Вам не нравится, что он иностранец?» Они ответили: «Что иностранец – это неважно! Но вы видели, как он ведет себя в толпе? Останавливается, застывает и начинает с кем-нибудь разговаривать. Стоит, не шелохнется. Идеальная мишень для любого снайпера. Его охранять – это каторга! Вот наш президент – это хороший президент. Минуты не постоит на одном месте. Никакому снайперу не прицелиться. А Папа – никуда не годится». И я понял, что в своей системе оценок охранники совершенно правы. Другой вопрос, что в моей системе Иоанн Павел II был прекрасным Папой Римским.
– Вы не раз говорили, что чужому мнению не доверяете…
– В детстве меня мама учила: если большинство бежит в одну сторону, – беги в другую и ты спасешься (за этим стоял ее военный опыт). Никогда не надо смотреть то, что смотрят все. Читать то, что читают все. Мой отец считал бестселлеры книгами для служанок. Он счел бы для себя унизительным читать книгу, которую «все читают». Это, конечно, очень элитарная позиция. И я немного шокирую окружающих. Но, действительно, жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее бездарно. Читать надо только шедевры – на остальное не стоит обращать внимания.
– Почему вы выбрали для постановки пьесу «Доказательство» и чем привлек вас именно Российский молодежный театр?
– Когда покорителя Эвереста спросили, зачем он полез на эту гору, он ответил: «Потому что она есть». Российский молодежный театр есть. Я навел о нем справки, и мне сказали, что это театр, который находится в прекрасной творческой фазе. А это важно. Я верю утверждению, что жизнь театров примерно равна по длительности жизни собак – 15–20 лет. Потом театр умирает, и должен прийти новый режиссер, чтобы возродить его к жизни. Я уже обращался к пьесе Одена, я ставил ее шесть лет назад в Германии, когда она была совсем свежей. Потом по ней был снят фильм. Мне интересен и близок герой этой пьесы – сумасшедший математик. Я начинал свою жизнь с физики и до сих пор люблю и чту эту область знания. Хотя, к счастью, я быстро понял, что эта моя любовь не пользуется взаимностью. Поэтому я быстро из этой области ушел, сохранив к ней и интерес, и пиетет. Физики – это замечательные люди (вспомним хотя бы Андрея Сахарова). Герой пьесы Одена имеет реального прототипа. Был такой нобелевский лауреат, математик и экономист, он все еще жив. Он – настоящий феномен: шизофреник и одновременно нобелевский лауреат. Еще Ломброзо писал о таком феномене: от гения к сумасшествию лишь крохотный шаг. РАМТ – театр, рассчитанный прежде всего на молодую аудиторию. И мне кажется, молодым людям важно знать, что время, когда человек способен на какие-то творческие прорывы, – 23–25 лет. И надо быть готовым плодотворно использовать эти годы. Сейчас в мир входит новое поколение, компьютерное поколение. Я физик, поэтому я умею обращаться с компьютерами, но я их ненавижу. Это очень мощные и опасные орудия. Замечу только одну опасность: на компьютере есть кнопка «reset» («отменить»). Всегда можно сделать шаг назад. И вот возникает иллюзия, что и в жизни можно сделать шаг назад, а это неверно. В жизни нельзя вернуться на шаг назад. Фальшивая дружба, неудачная любовь – все это остается пятном на всю жизнь...
– А у вас есть в жизни поступки, относительно которых хотелось бы нажать кнопку «отменить»?
– Это уже вопрос, который предполагает исповедь. А исповедоваться надо наедине своему духовнику. Поэтому скажу только, что каких-то серьезных несмываемых поступков в моей жизни не было. Может быть, потому, что большая часть моей жизни прошла в условиях крайне ограниченного выбора. При советской власти перед тобой были очень ограниченные варианты поведения, часто предполагавшие один-единственный правильный шаг. В этом смысле сегодня огромный спектр возможностей, предлагаемых человеку, увеличивает и возможность неверных шагов и ошибок...
17 марта 2010 г., 13:09 GMT 16:09 MCK Занусси: быть в меньшинстве - моя судьба
Безумие и гениальность, природа творчества и его непостижимость - таковы главные темы пьесы "Доказательство" американского драматурга Дэвида Оберна. Ее премьера в России пройдет в четверг на сцене Российского академического молодежного театра в Москве.
Ставить пьесу театр пригласил одного из самых известных европейских кинорежиссеров, лауреата Каннского и Венецианского фестивалей Кшиштофа Занусси. Для Зануссии это не первый театральный опыт. В России его любят за симпатию к русской культуре и лишенную экзальтации религиозность.
О творческих планах режиссера, массовой культуре и отношениях России и Польши с Кшиштофом Занусси беседовал Константин Эггерт.
Би-би-си: Почему ваш выбор пал на эту пьесу? Почему вам кажется актуальным поставить ее в российском театре вообще и в российском академическом молодежном театре в частности?
Кшиштоф Занусси: То, что я попал в РАМТ, это, можно сказать, случайность. Это просто театр, о котором часто упоминают в ответ на вопрос, что интересного есть в Москве. Я заметил, что здесь активная, молодая труппа и такая же публика. Поэтому я принял приглашение этого театра. А пьесу я ставил уже шесть лет назад в Германии. Она тогда была совсем новой и свежей. Потом было снято кино с Энтони Хопкинсом в главной роли. Мне кажется, что это довольно мудрая пьеса. А мне интересно, когда в кино и в театре можно над чем-то задуматься. Пьеса изображает среду ученых, а мне она не чужая – я все-таки физик по первому образованию. Часто мир театра и университета далеки друг от друга, но в моем случае наоборот. Ткань, из которой сделана эта пьеса, ее характер близки человеку кино, потому что в ее основе - психологический реализм.
Би-би-си: Вы начали творить еще в коммунистической Польше. Насколько судьба творчества зависит, на ваш взгляд, от политического режима?
Кшиштоф Занусси: При коммунизме мы страдали, сегодня страдаем гораздо меньше. Может быть, мы сейчас ближе к нормальному положению вещей. Определенный жанр искусства был очень простым при коммунистах, потому что борьба за свободу – ясный и понятный лозунг для искусства. А сегодня нужно найти более глубокий сюжет, такой подход, чтобы он касался человека, который в большой степени свободен и может добиться большего в жизни... С другой стороны, современный человек не хочет задаваться большими идеями. Не в этом ли трагедия серьезного искусства?
Это было всегда. Большинство всегда искало развлечения, искусства, которое проще, легче. Мы просто об этом забыли. Раньше меценатами были представители образованного меньшинства. Они требовали более изысканного искусства. Сегодня же толпа бросает копейки, которые скапливаются в огромное состояние. Нам кажется, что поп-певец - это великая личность, потому что он зарабатывает миллионы, хотя то, что он делает, можно сказать, мусор. А настоящий композитор по-прежнему живет небогато.
Би-би-си: Вы - принципиальный противник массовой культуры?
Кшиштоф Занусси: Я бы так не сказал. Я радуюсь, что массы тоже повышают свой культурный уровень. Человек массы постепенно выходит из "ямы", уже читает книги, хотя и плохие, уже слушает музыку, пусть и отвратительную. Но это уже степень развития. Но я не хотел бы, чтобы массы остановились на этом уровне.
Би-би-си: А какова роль элиты – быть замкнутой на самой себе, генерировать идеи, которые когда-нибудь дойдут до масс?
Кшиштоф Занусси: Если мы закрыты в нашем кругу, мы уже теряем название элиты. Тогда мы уже закрытый клуб. Человек только тогда может считаться принадлежащим к элите, если он бескорыстно принимает на себя ответственность за других.
Би-би-си: Вы – католик. Вам не трудно общаться с вашим коллегами, большинство которых зачастую либо безразличны к вере, либо относятся к ней враждебно?
Кшиштоф Занусси: Все это правда. Но быть меньшинством – эта судьба, на которую я уже давно согласен. Сейчас хочется делать контркультуру, а не идти с главным течением.
Би-би-си: Вы – член папского совета по культуре. Покойный папа Иоанн Павел II говорил о том, что хотел бы видеть Европу, дышащую двумя легкими, имея в виду традицию западного христианства и восточнохристианскую традицию. Для вас сегодня этот призыв актуален?
Кшиштоф Занусси: Без Востока творческая сила Запада намного меньше. Всегда было столкновение двух разных элементов, у которых есть и общее, есть и противоречия. Так что, может быть, Запад и нужен России, но Россия точно нужна Западу.
У нее часто другое мышление, другая точка зрения на многие явления. Здесь люди всегда имели собственный взгляд, были готовы не всегда соглашаться на то, с чем все уже согласились. Если говорить о темах российского и польского кино, тема обсуждения недавнего прошлого раньше звучала громче.
Би-би-си: Как вам сегодня видится российско-польский обмен мнениями о совместной трагической истории?
Кшиштоф Занусси: Это необходимость, потому что забыть это нельзя, это грешно. А надо все-таки понять, что было, и выйти из той отчужденности и недоверия, которая сохраняется между русскими и поляками.
С моей точки зрения, мы должны признать нашу вину, а наш партнер пусть признает свою. Я горжусь тем, что за последние 20 лет поляки осознали, что, хотя мы часто были жертвой исторических обстоятельств, но и сами тоже кого-то преследовали. Мы как свободная нация освобождаемся от иллюзии, что мы - ангелы, а кругом - одни дьяволы. В России в последнее время бытует мнение, что стране не в чем каяться и незачем извиняться... Когда нет самокритики, страна заходит в тупик. На лжи ничего великого построить невозможно. Пока нация не поймет своих ошибок, она не перепрыгнет те препятствия, которые появились у нее на пути. Немцы каются уже полвека, и это не мешает им развиваться и помнить свои заслуги.
Би-би-си: Два года назад в России никто не решился взять в прокат фильм вашего учителя Анджея Вайды "Катынь". Многие считают это показателем того, что происходит в российской культуре, в масс-медиа, идеологии. То, что происходит в России, вас беспокоит?
Кшиштоф Занусси: Конечно. Если вспомнить время Брежнева, тогда тоже сразу было видно, что страна движется в тупиковом направлении. Но мне казалось, что это в прошлом.
Я беспокоюсь больше всего, когда вижу, как люди, которые ненавидят Россию - а такие на Западе есть - радуются, говорят, что страна опять в тупике. А я хочу видеть Россию полноправным участником европейского концерта.
Би-би-си: Сегодня многие в России разочарованы в демократии и в девяностых годах. Согласны ли вы с мнением, что Россия еще не готова к демократии?
Кшиштоф Занусси: Разочарование – это детское чувство. Взрослое общество не может быть разочаровано в том, что рай на земле не наступил. Его никто не обещал.
Если посмотреть, насколько люди сейчас живут лучше, чем двадцать лет назад, сразу видно, что нет причин для разочарования.
Европа вышла из голода, холода, болезней благодаря капитализму и демократии, которые отделить друг от друга, по крайней мере надолго, невозможно. Должна быть конкуренция. Она дает огромную энергию для развития любого общества. А если нет свободы, то нет и конкуренции.
Опубликовано на сайте rg.ru 17 марта 2010 г. Несокращенная правда Режиссер Кшиштоф Занусси предъявит Москве свое «Доказательство»
Татьяна Данильянц
Сегодня в Российском молодежном театре состоится премьера спектакля "Доказательство" по пьесе американского драматурга Дэвида Оберна в постановке знаменитого польского режиссера и интеллектуала Кшиштофа Занусси. О театральной режиссуре, "норме" и "нормальности", русско-польских отношениях с мастером поговорила кинорежиссер Татьяна Данильянц.
РГ: Пан Кшиштоф, кинорежиссер Занусси активно преподает по всему миру, пишет и издает книги. А теперь вот и театр...
Кшиштоф Занусси: Я должен считать себя театральным режиссером, потому что у меня около 30 постановок в разных странах: это уже театральная биография. Театр - хорошее занятие зимой, потому что тепло и кресла мягкие, удобные, а для пожилого человека работать в поле, каковым является кинематограф, непросто: ветер дует, снег летит…Если говорить серьезно, то театр - это лаборатория, место, где можно чего-то добиться в работе над текстом и с актером. С другой стороны, я в театре редко считаю себя автором. Я, правда, сочинил несколько пьес и поставил, но также с удовольствием ставил и не свои. А в кино мне не хочется брать чужие тексты, я делаю авторское кино, поэтому мне интересно работать со своим материалом. В кино я в большей степени хозяин происходящего, в театре же я только участник диалога, который ведет автор-драматург с помощью актеров. Театр ведь существовал и без режиссеров, например, в XVIII веке и, говорят, был не хуже режиссерского. Я, надо сказать, как зритель обожаю театр …хотя заходить за кулисы не люблю.
РГ: Первой вашей постановкой был "Полет над гнездом кукушки".
Занусси: Да, в конце семидесятых. С тех пор я практически каждый год стараюсь ставить спектакль. В Польше раза три, все остальные - в других странах. Сделал большой спектакль "Юлий Цезарь" в Вероне на открытом воздухе, в римском театре на 5 тысяч человек. В 2009 году ставил "Медею" в Сиракузах, в греческом театре, и это тоже была такая гигантская постановка, даже в смысле производства она приближалась к кино. Но мне ближе всего пьесы наподобие той, которую я ставлю сейчас в Москве: психологическая драма, близкая к кино, типично англосакская драматургия.
РГ: Обычно русские актеры репетируют спектакли достаточно долго. Тут у ребят было несколько недель. Не было ли проблем при таких темпах?
Занусси: Для этого я приглашаю актеров к себе домой, в Варшаву, они живут у меня и, конечно, мы успеваем, потому что им нечего делать (смеется).
РГ: Да вы их просто закрываете у себя!
Занусси: Ну, не знаю, что они вам сказали (смеется)…они выезжали и в Краков, и в Париж. Всего репетиция длилась пять недель. И этого достаточно.
РГ: Расскажите, пожалуйста, о пьесе.
Занусси: Пьеса лауреата Пульцеровской премии Оберна основана на реальной жизни профессора Джона Нэша, математика и экономиста, а на самом деле клинического больного, шизофреника. Уже был создан фильм, основанный на этой истории, "Игры разума" (Beautiful Mind), а здесь другая вариация того же сюжета. Эта пьеса называется "Доказательство", по ней был снят одноименный фильм с Энтони Хоппкинсом, который был в российском прокате. Но у театра совсем другая публика, чем в кино, это, надо сказать, удивительно, раньше такого различия не было.
РГ: Почему русский театр и русские актеры?
Занусси: Мой ответ будет похож на ответ одного известного альпиниста, который первым взошел на Монт Эверест. Когда его спросили, почему он решил покорить вершину, он ответил: "Потому что она есть. Если бы ее не было, я бы не пробовал". Мне, конечно, очень важна Россия. В России я могу рассчитывать на хороших актеров, серьезную публику.
РГ: Я приехала в Ляски (загородный дом режиссера) как раз в разгар репетиционный работы. Помню, что Нелли Уварова, Ира Низина и Денис Баландин были настолько погружены в работу, что даже не удалось поговорить с ними. Как шел репетиционный процесс?
Занусси: Ничего особенного не происходило, кроме того, что в нем участвовали десять собак и две кошки и, когда актеры, повышали голос и спорили, то звери начинали реагировать и их приходилось просить выйти…собак, конечно! (улыбается). Все это напоминало такой домашний театр, театр Мольера: участвовала моя жена, собаки, две знакомые девочки сидели, не понимали ни слова, и очень удивлялись, когда актрисы сначала кричали, а через минуту обнимались…
РГ: О чем эта пьеса?
Занусси: У вас после революции появилось слово, которое вы все употребляете, но которое даже этимологически фальшиво. Если бы я вас спросил, как вы себя чувствуете, вы бы, скорее всего, ответили: "Нормально".
РГ: Да, мою бабушку, рожденную в 1903 году, это слово раздражало невероятно: они говорила: "Что значит нормально? Это не ответ!"
Занусси: Именно это я и имею ввиду. Эта пьеса сильно касается понятия "нормы": кто гений, а кто сумасшедший. Помните книгу Чезаре Ломброзо "Гениальность и помешательство"? Человечество эта тема волновало многие века, а сейчас интерес даже усилился: гений, лауреат Нобелевской премии и - шизофреник. Эта история о мере нормальности. Вообще, между нормальностью и "усредненностью" есть огромное сходство. В эпоху демократии, в эпоху рынка все очень сильно пошли в направлении этой усредненности: средний зритель, средний покупатель... Однако общественный прогресс в течение веков происходил по причине существования людей исключительных, не средних, которые очень часто были на краю, практически сумасшедшие…и вот это мне интересно.
РГ: Пан Кшиштоф, вы часто бываете в России и не раз касались в своем творчестве темы русско-польских взаимоотношений. Как вы думаете, от каких стереотипов и мифов русско-польских отношений надо сейчас отказаться?
Занусси: Не надо ни от чего отказываться: и мифы и стереотипы очень полезны, их надо улучшать, чтобы они стали правдой. И стереотип, и миф - это сокращенная правда. И если она не совпадает с реальностью, значит, она или устарела или неправильно выбрана. Если у разумных людей появляются какие-то стереотипы, значит они правильны.
Россия для нас, прежде всего, византийско-православная страна, и она должна сильно отличаться от римско-латинских стран, и в том уже есть стереотип. Я жду от человека, у которого "в крови" идеи Платона одного, а у последователя Аристотеля - другого. Конечно, это - стереотип. Конечно, есть русские последователи идей Аристотеля и наоборот. Но в стереотип надо входить глубоко, как в какую-то границу, рубеж, а не говорить, что он бесполезен.
РГ: Кто сейчас в Польше имеет общественное влияние: политики или интеллектуалы?
Занусси: Конечно, политики и экономисты. Экономика вообще очень сильно влияет на политику. У нас рождается сейчас настоящий средний класс, и мы в Польше, в интеллигентной среде, употребляем такие понятия: "пол интеллигента" и "четверть интеллигента". Средний класс - это такая полуинтеллигенция. Это гораздо лучше, чем могло бы быть: уже не "темная масса", но еще не интеллигенция. Это человек, который был совсем "темным", но сейчас он уже пробует покупать брэндовую одежду и знает, какое вино с чем надо пить, куда надо ездить в отпуск, на какой курорт…Но Бетховена он слушать не хочет, это для него уже слишком, он и так прошел огромный путь и хочет жить в попсе, считая, что это уже культура, так как раньше и ее не знал. Так вот, такой класс уже появился, и он требует своего места в обществе и хочет, чтобы общество было терпимо к его недостаткам.
РГ: Возвращаясь к российской премьере, каковы ваши ожидания?
Занусси: Для меня важно, чтобы спектакль имел живую энергию, ту, которую в избытке имеет пьеса. И я надеюсь, что молодому зрителю этот спектакль будет близок. Эстетика этого спектакля простая, прямая, каким и являет себя англосакский театр.
РГ: Ваши планы на будущее по-прежнему связаны с Россией?
Занусси: Сейчас я готовлюсь снимать новый фильм, хочу втянуть в это российских продюсеров.
РГ: А о чем картина?
Занусси: Картина в защиту женщин (и мужчин) от феминисток. Я бы провел такую параллель: феминизм, он как холестерин: есть вредный и есть полезный. Этот фильм о вредном феминизме. О том феминизме, который предлагает женщине быть похожей на мужчину.
Time Out Москва №10 / 15 - 21 марта 2010 г Кшиштоф Занусси: «В театре с удовольствием принимаю роль слуги»
Знаменитый кинорежиссер вновь выступит в Москве в роли театрального постановщика с премьерой «Доказательство» по пьесе Дэвида Оберна в РАМТе.
Когда началась ваша театральная карьера?
Очень поздно. Через 10 лет после моего дебюта в качестве кинорежиссера я впервые рискнул поработать в театре. В кино считаю себя прежде всего автором. А в театре я с удовольствием принимаю роль слуги — работаю для театра, для автора и актеров. Не в такой степени стараюсь выразить себя, как в кино. Только несколько раз я ставил свои собственные пьесы. Хотя я тоже автор и тоже радуюсь, когда кто-то другой меня ставит. А ставят много. Одна из них — «Игры женщин», которую я выпустил во МХАТе 20 лет назад с Екатериной Васильевой и Михаилом Ефремовым, — шла по всему миру. И во МХАТе она шла десять лет. С ней ездили на гастроли, потому что удобная — в ней всего четыре персонажа.
Как случилось, что вы снова вернулись на российскую сцену?
Действительно случай. Мы случайно познакомились с господином Бородиным — то ли в Новосибирске, то ли в Баку. Я почувствовал, что это человек, с которым интересно вести разговор. Мы выбрали пьесу, которую я уже ставил в Германии и которая связана немножко с моим образованием — я бывший физик. Дело очень давнее, но оставило во мне глубокий след и служит мне поддержкой. Каким-то косвенным, относительным образом. Физика — это то, в чем можно найти опору.
О вас, советнике Папы Римского по культуре, скорее можно подумать, что ваша опора — религия…
Религия и физика очень близки. Большинство физиков и математиков — верующие люди. Начиная с Эйнштейна, все это люди, у которых есть чувство тайны. А всякий, у кого есть чувство тайны, в каком-то смысле религиозный человек.
Эта ваша мысль нашла какое-то отражение в пьесе, которую вы будете ставить в РАМТе?
В этой пьесе есть еще одна интересная мысль и перспектива. Касающаяся понятия «норма». Вы заметили, что после революции в России появилось выражение, не свойственное другим языкам? Вы на вопрос «Как поживаете?» отвечаете «Нормально». Что это значит? Какова норма «поживания»? Это началось со времен Ленина и начала планирования. У Чехова я нигде не нашел употребления слова «нормально». Есть в демократическом обществе некое среднестатистическое, а все выдающиеся люди — не нормальны. Потому что они не средние. В чем-то они превосходят средних, но при этом у них есть какие-то неожиданные недостатки. В пьесе «Доказательство» нобелевский лауреат в области математики — клинический шизофреник. Если оказывается, что сумасшедший гений может предложить что-то человечеству, хотя на первый взгляд он для общества — только помеха, над этим надо задуматься. В повседневной речи мы говорим о нормальном как о чем-то хорошем. А может, не надо так смотреть на вещи? Может, надо осознать, что в обществе есть место и для тех, кто выходит за рамки нормы?
Вы производите впечатление как раз очень нормального, здорового, спокойного, сбалансированного человека. Вы себя считаете ненормальным?
Ну посмотрите: если я — кинорежиссер, скажем, довольно успешный, а у меня при этом только одна жена — это ведь уже ненормально! Это, конечно, шутка. Я понимаю, что творчество — это исключительное благо. Если кто-то чувствует в себе способность к творчеству, это уже не среднестатистический человек. Средняя статистика не дает этого блага всем. И это уже и мое счастье, и мое несчастье. Потому что с этим нелегко жить. Если кто-то меня спрашивает, что стоит за этой энергией…
… очень позитивной…
… за этим стоит огромный страх. Чтобы не рассыпаться. Чтобы не упасть. Потому что я видел, как люди вокруг меня падали — во время войны, во время сталинизма — под нажимом общества, под нажимом политики, под нажимом насилия. Очень легко в жизни распасться человеку на куски. А я всю жизнь с этим боролся, чтобы остаться собой. Распад — это нормальная тенденция. Мы все умрем — это распад. Но до этого момента для меня жизнь — противоположность распада. И поэтому я не заигрываю с жизнью, как многие художники имеют смелость это делать. Тот, кто принимает наркотики, ни в чем не ограничивает себя, он, конечно, идет на гигантский риск. И жертв этого риска я постоянно вижу вокруг себя. Поэтому я пробую оставить впечатление человека, который абсолютно созвучен себе. И в этом смысле я — нормальный.
Вы актеров РАМТа, которых отобрали для спектакля, на несколько недель увозите в Польшу. Зачем?
У меня большой дом, они будут там репетировать. Главное, чтобы они вырвались из своего окружения и две-три недели посидели за границей, в лесу, и спокойно работали над текстом, чтобы общение было наиболее полным — с утра до вечера. А за две недели перед премьерой, когда пьеса уже будет готова, приедем работать в Москву. Кроме актеров приедут еще и студенты, в том числе из Санкт-петербургской академии театрального искусства, где я — почетный доктор, чтобы наблюдать за нашей работой. Я бываю у них раз в несколько лет, это в какой-то степени мой долг. В Москве я преподаю более регулярно — на высших режиссерских курсах. Я так уже работал раньше, это мой метод работы, которым я очень горжусь.
Кшиштоф Занусси выпускает «Доказательство». Сегодня в Российском Молодёжном театре премьера его спектакля по пьесе Дэвида Оберна. «Доказательство» - популярная на Западе пьеса, в России ставится впервые. Дэвид Оберн получил за «Доказательство» Пулитцеровскую премию и «Тони» - за её бродвейскую постановку. А в одноимённом фильме главные роли сыграли Энтони Хопкинс и Гвинет Пелтроу.
Какое «Доказательство» приготовил Занусси для наших зрителей – узнала Анна Нечаева:
Мастер интеллектуального кино, лауреат крупнейших фестивалей, Занусси в последние годы много работает в театре:
- Знаете, в театре тепло, а в кино холодно. Выйти на улицу, особенно зимой неприятно. Так что зиму надо сидеть в театре. Это первый совет. А второй более серьезный: театр - это лаборатория. Мы здесь можем докопаться до чего-то вместе с актером, открыть что-то. Это с человеческой точки зрения очень живая работа.
В такой лаборатории и появилось «Доказательство». Спектакль репетировали по, так называемой, европейской системе - чуть больше месяца. В наших театрах за такой срок премьеры обычно не выпускают. Три недели актёры провели в Варшаве, дома у режиссёра. Репетиции, обеды, поездки в Париж и Краков, просмотры фильмов - это и есть «лаборатория Занусси». Так что в Москву привезли практически готовый спектакль. Актёрам оставалось, главным образом, освоить новое пространство – объясняет актриса Ирина Низина:
- Мы там на самом деле как-то собрали. И там мы репетировали в небольшом зале, всё близко, вроде что-то как-то сложилось под конец. Приехали сюда, и о-па, всё распластывается опять, не можем собрать, понять почему, как. Стали обживать его, потому что оно здесь такое чужое было пространство после дома Кшиштофа, где были его стол, его стулья, собак не хватало.
«Доказательство» - хроника гениального безумия. И вопрос, который мучает Занусси - что считать нормой, а что сумасшествием:
- Слово, которое вы употребляете без перерыва - нормально. Его у Чехова нет. Его у Толстого нет. Это социалистическое слово, с двадцатых лет, план, планировка, Госплан, норма. А что это - «норма счастья»? Как ты чувствуешь себя? Нормально. А где твоя норма? Это смешное слово, пустое совсем. Но в этой пьесе вопрос нормы поставлен серьезно. Когда гений, а когда сумасшедший?
Его дочь – в этом интрига спектакля. Актриса Нелли Уварова честно признаётся: она с трудом представляет, что за теорему простых чисел доказала её героиня:
- Если вы не будете меня бить палками, я отвечу честно: нет, не знаю. Могу только фантазировать вокруг теоремы простых чисел.
К тому же, жизнь не поддаётся математическим расчётам:
- В жизни нужна вера, а не доказательства. Собственно, наша история об этом.
Тех, кому ещё нужны «Доказательства» – ждут на премьере в Молодёжном театре.
18.03.2010 15:54 В РАМТ премьера спектакля польского режиссера по пьесе американского драматурга.
Впервые в истории Российского академического молодежного театра премьера польского режиссера Кшиштофа Занусси. С актерами он сделал спектакль по американской системе - за несколько недель, причем ни разу не повысив голоса. Оценить пьесу «Доказательство» зрители смогут уже сегодня вечером. А на генеральной репетиции побывала наш корреспондент Наталья Давыдченко.
Пьесу американского автора поставил польский режиссер, сыграли российские актеры. Смешение менталитетов и культур. В итоге своим «Доказательством» они доказали: за полтора месяца можно сделать спектакль, главное - с ума от творческого напряжения не сойти.
«Было сложно, потому что книги не читались, кино не смотрелось, помогали только утренние прогулки», - говорит исполнительница роли Кэтрин Нелли Уварова.
Нелли Уварова - на сцене Кэтрин. Девушка, которая отказалась от учебы в университете и личной жизни, чтобы ухаживать за психически больным отцом, гениальным математиком. В вынужденной изоляции она сумела доказать теорему о простых числах, над которой бились со времен появления этой науки.
Пан Занусси оказался не только учтивым режиссером, но еще и гостеприимным хозяином. Почти весь спектакль создавался у него дома, в Польше: в зимнем саду репетировали, за завтраками по ролям читали.
«Надо говорить языком автора, вчитываться буквально, почему именно это слово тут стоит, этот звук в этом слове», - утверждает исполнитель роли профессора Роберта, заслуженный артист России Евгений Редько.
В юности Занусси изучал физику и философию. А выбрал лирику. Кино и театр. Сейчас у него более 60-ти картин и постановок. Этот же спектакль «Доказательство» он уже ставил в Германии. А в России с актерами пытались передать: сумасшествие - не всегда болезнь, чаще – признак гениальности.
«Есть лауреат Нобелевской премии, математик, экономист, который тоже клинический сумасшедший. Это сам по себе феномен очень интересный», - говорит режиссер-постановщик спектакля «Доказательство» Кшиштоф Занусси.
«Театр – это лаборатория, где совершаются открытия», - говорит пан Занусси. Насколько доказательным станет его «Доказательство», зритель выяснит сегодня на премьере.
Несмолкаемая овация, море цветов и крики браво - так зрители встретили 12-ю премьеру РАМТовского сезона - спектакль "Доказательство" - и его режиссера Кшиштофа ЗАНУССИ.
Четыре актера: Нелли УВАРОВА, Евгений РЕДЬКО, Ирина НИЗИНА и Денис БАЛАНДИН сыграли уникально выдержанную и классически стильную историю о гениальности и безумстве, о любви и вере.
Поздравляем с премьерой!
В следующий раз спектакль "Доказательство" сыграют 26 марта, 4 и 18 апреля. До встречи в зрительном зале!
18.03.2010 Знаменитый Кшиштоф Занусси поставил с актёрами РАМТа «Доказательство» Дэвида Оберна
СЕГОДНЯ в РАМТе – премьера. Знаменитый киноклассик Кшиштоф Занусси поставил с актерами РАМТа «Доказательство» Дэвида Оберна. В полном одиночестве умирает светило математической науки – коллеги и ученики «похоронили» его еще раньше. Рядом с ним осталась только его дочь, подающий надежды молодой математик, которая не может вернуться к учебе в университете, не желая бросать отца, как это сделала уехавшая в Нью-Йорк старшая сестра. Перед смертью отец убеждает дочь, что готов снова работать, и они вместе берутся за задачу, которая по силам лишь гению... Разбираться, что такое гениальность, а что безумие, пан Занусси позвал Евгения Редько, Нэлли Уварову, Дениса Баландина и Ирину Низину. Забрал их на три недели в свой знаменитый загородный дом, чтобы в режиме нон-стоп, даже за обедами от пани Эльжбеты, репетировать «Доказательство».
О режиме работы Насколько я помню, Мольер не только работал, но и жил со своей труппой, а это очень помогает в работе. Когда мы живем в одном доме, едим за общим столом, у нас появляются совсем другие возможности. Если учесть, что я пригласил еще и своих студентов из Петербурга (меня там выбрали почетным доктором, и я чувствую некоторые обязательства перед этим городом), у нас за столом собирались 12 человек. И моя жена это выдержала!
О физиках и лириках По первой специальности я был физиком, а здесь речь идет о математике – мне это тоже близко. Я чувствую себя как дома с этими персонажами – профессором математики и его дочерью, о которой только в финале становится понятно, сумасшедшая она или гениальная. Для меня рассказывать о профессорах математики – все равно, что рассказывать о своих знакомых. Мои друзья-физики даже приходили на репетиции, чтобы поделиться мнением. Вот если бы мне предложили поставить что-то про молодежь на улицах или про наркоманов, я бы даже не пробовал. Пусть я буду специалистом по профессорам.
О кино и театре В театре тепло, а в кино холодно – зимой особенно неприятно выходить на улицу, чтобы снимать кино. Поэтому зимой надо работать в театре. А если серьезно, театр – это лаборатория, здесь мы можем докопаться до чего-то очень важного. В кино если я не нашел в актере то, что мне нужно, за первые пятнадцать минут, то уже не найду. Иногда я думаю – за три дня бы нашел. Но у меня есть только эти пятнадцать минут. Зато в театре бывает жаль, что я не снял ту или иную сцену. Но что делать?
О Денисе Баландине Мы, публика, должны подозревать этого молодого человека и осознавать, что мы умнее, чем персонажи на сцене, которые не видят в нем ничего подозрительного. А в финале он вдруг оказывается порядочным человеком. Но в случае с Денисом он не вызывает никаких подозрений, и я решил не добиваться этого – так редко можно найти человека, который способен сыграть чистоту. Не надо портить то, что создала природа.
Об учителях и учениках Между сапожником и режиссером разница небольшая. И там, и там важно передавать мастерство из рук в руки, показывать, как ты делаешь, а академическое образование должно быть дополнительным. Многие годы я преподавал, а последние лет десять преподаю людям, не связанным с искусством, – инженерам, политологам, социологам. И зачастую это намного интереснее. Сейчас пошла такая мода, чтобы люди самых разных специальностей расширяли свой горизонт. Я придумал себе такую дисциплину (могу считаться в ней специалистом) – жизненные стратегии. Я рассказываю, как разные люди разыграли свою жизнь, как бы вы это сделали и по каким правилам.
О гениальности и сумасшествии Эта пьеса основана на реальных фактах, и ее главный герой – настоящий лауреат Нобелевской премии. И настоящий шизофреник. Между гениальностью и безумством, как между хорошим и плохим, – очень маленький шаг. Когда я в 70-х годах впервые попал за границу и общался с вашими белоэмигрантами, они мне говорили, что я говорю по-русски как комсомолец – слишком часто упоминаю слово «нормально». У Чехова, у Толстого нет этого слова, оно социалистическое, от пятилеток, от всеобщего планирования, нормативов. Что такое норма? Где твоя норма? Когда мы пересекаем край нормы, мы близки к самоуничтожению. Но норму можно бесконечно растягивать. При перепечатке данной статьи или ее цитировании ссылка: «Газета «Вечерняя Москва» - свежие новости кино, новости культуры и искусства.» на первоисточник обязательна.
10:05 18.03.10 Кшиштоф Занусси: «Театр – хорошее занятие для зимы»
Кшиштоф Занусси представляет «Доказательство». Премьера спектакля по одноименной пьесе американского драматурга Дэвида Оберна состоится сегодня на сцене Российского академического молодежного театра. Сюжет драмы основан на реальных событиях, уже знакомых отечественному зрителю по оскароносному фильму «Игры разума». «Доказательство» от Занусси – это не научный детектив и не медицинская мелодрама. Польский режиссер надеется, что его постановка поможет российской публике задуматься над проблемой толерантности в современном обществе. О генеральном прогоне спектакля рассказывают «Новости культуры».
Пану Кшиштофу уже давно не нужно ничего доказывать. Лучшие доказательства – это его фильмы. Хотя и на театральной сцене режиссер уже все доказал. В театральном багаже мастера около тридцати постановок. По поводу такой внушительной цифры режиссер лишь отшучивается. Говорит: «Театр – хорошее занятие для зимы, потому что тепло и кресла мягкие». В доказательство тому он уже в третий раз ставит спектакли в России и во второй раз берется за пьесу «Доказательство». Впервые он заинтересовался этим драматургическим материалом лет шесть назад в Германии.
«Этот спектакль совсем не похож на мой немецкий спектакль. Другие актеры, душа другая. В этом и есть красота театра и изобразительного искусства вообще. Если те же самые слова произносит другой человек, они имеют другое значение», – заверяет пан Кшиштоф.
На постановку ушел месяц. «Всего» – сказали бы у нас. «Вполне достаточно», – говорит Занусси. Из них почти три недели актеры РАМТа жили у режиссера на его вилле под Варшавой. Домашние репетиции – нестандартный подход, зато эффективный.
«Эта пьеса психологическая, здесь все на актерах. Здесь нет никаких режиссерских трюков, постановочных. Все зависит от того, как актеры сыграют. И пан Кшиштоф хотел, прежде всего, добиться того, чтобы актеры были уверены в себе», – рассказывает ассистент режиссера Томаш Лещински.
«Вначале он не раскрывал карты, ему было любопытно рассмотреть нас. Постепенно он начал делится своими мыслями. Мне очень запомнилось, как он сказал: "Вы очень сильная, а я хочу, чтобы я как зритель боялся за Вашу героиню"», – вспоминает актриса Нелли Уварова.
В пьесе всего четыре персонажа. Профессор, две его дочери и один из его студентов. Нелли Уварова играет младшую дочь гениального до сумасшествия профессора Роберта. У этого героя, кстати, был реальный прототип – математик, нобелевский лауреат Джон Нэш. Его судьба заинтересовала не только театр, но и кинематограф. В картине «Игры разума» роль профессора сыграл Рассел Кроу. Кроме того, по этой пьесе был снят фильм «Доказательство» с Энтони Хопкинсом и Гвинет Пэлтроу в главных ролях.
«Я был студентом-физиком, и, безусловно, мне эта пьеса очень близка. Я немного разбираюсь в этой теме. Все ученые живут где-то на полвека вперед», – замечает Занусси.
Пан Кшиштоф поясняет: это история о мере нормальности. И доказывает, что нормальные ему как раз совсем не интересны.
18.03.2010 Кшиштоф Занусси: «Зимой надо сидеть в театре» Вчера классик кино выпустил новый спектакль в Москве
Кшиштоф Занусси выпускает в РАМТе «Proof» («Доказательство») Дэвида Оберна. Пьеса, отмеченная Пулитцеровской премией 2001 года, была основой фильма Джона Мэддена. Там гениального математика и полубезумца Льюэллина играл Энтони Хопкинс. А дочь математика Кэтрин, слишком похожую на отца, — Гвинет Пэлтроу.
В РАМТе Льюэллин — Евгений Редько. Катрин, наследница его дара и болезни, — Нелли Уварова. Ее сестра Клэр, финансовый аналитик из Нью-Йорка, — Ирина Низина. Хэла, аспиранта-математика, рокера и циничного соблазнителя (впрочем, не судите до финала), сыграл Денис Баландин.
Актеров пан Занусси выбрал, посмотрев в РАМТе «Берег утопии».
Три недели они работали в Польше, в доме режиссера. В полном, часов по четырнадцать каждый день, погружении в пьесу. Еще две недели в Москве — и интенсивные репетиции по «европейской модели» завершает премьера.
Накануне — Кшиштоф ЗАНУССИ ответил на вопросы «Новой газеты».
— Пан Занусси, почему вы выбрали «Proof» Оберна?
— Я уже ставил эту пьесу в Германии несколько лет назад. Она тогда была совсем свежая. Отчасти она основана на подлинной истории профессора Нэша, нобелевского лауреата в области экономики: он был гениальным математиком — и клиническим шизофреником. Есть американский фильм о нем, «Beautiful mind» (в российском прокате — «Игры разума». — Ред.).
Я физик по первому образованию и сохранил любовь к людям этого круга. Там много мощных личностей: смотрите, какую роль сыграли физики в социальной жизни ХХ века: Бор, Оппенгеймер, Сахаров.
В физиках, математиках, людях точных наук я вижу нечто общее… очень важное общее… с людьми верующими. И исследователь, и верующий понимают, что мир омыт тайной. Наши знания, опыт, убеждения — круг света от рабочей лампы на столе. Но уже деревья за окнами кабинета мы видим неясно. Кругом стоит тайна.
А вот мир гуманитариев чаще залит беспощадным светом последней истины. Они ее знают. Это, мне кажется, не так интересно.
«Proof» Оберна — о границе, даже о борьбе «последней истины» и тайны. Отлично организованная сестра Клэр знает, как жить и ей, и Кэтрин. А Кэтрин даже не знает до конца: математический гений или безумие передал ей отец…
Кэтрин РАМТа, Нелли Уварова, играет человека, который стоит на грани гениального прозрения — и самоуничтожения. И важно для зрителя почувствовать, как близка эта грань. Как легко сойти в безумие, как мало нужно, чтоб столкнуть человека туда, откуда уже нет поворота. Но если такой сильный мозг… такой хрупкий мозг… найдет защиту, сумеет держать оборону — он может расцвести.
Спектакль по Оберну в Германии был другим — жестче. Там зритель все время подозревал: он знает, кто здесь обманщик, кто лжет и предает, — и вот-вот все вскроется и на сцене. Актеры РАМТа — другой природы, в них слишком много мягкости и достоинства. Я даже не пытался повторить здесь атмосферу лихорадочных подозрений, многослойной лжи. В московском «Proof» ясно: в драме замешаны порядочные люди. Все вышло чище — и, кажется, глубже.
…В этой пьесе очень силен мотив истечения времени. Когда-то было проведено исследование: в каком возрасте нобелевские лауреаты-физики достигли главных результатов? Оказалось, в 25-26 лет. (Кэтрин в пьесе как раз двадцать пять.) Оберн очень умно транслирует: надо быть готовым к возрасту расцвета, к пику, когда мозг еще абсолютно открыт миру, но уже достаточно загружен для синтеза чего-то нового. И если в эти годы мы не расцветаем — скорее всего, этого уже не случится.
А ведь сегодня наш мир так благополучен, что позволяет людям вечное детство. До сорока, до пятидесяти лет. Так не было никогда в истории: мир был суров и требовал довольно ранней зрелости.
— Почему вы приняли приглашение РАМТа? Зачем сцена лауреату венецианского «Льва» и каннского «Сезара»?
— Я смотрел здесь Стоппарда, я навел справки о РАМТе в Европе: говорил со своим агентом, с друзьями в Германии, в Италии. Кстати, люди почти хором отвечали: «Мы знаем этот театр. Он сейчас в своей хорошей фазе!».
Что же касается сцены вообще… В кино у меня премьера каждые пятнадцать минут: мы снимаем сцену — и вот она уже навсегда неизменна. Я должен взять то, что мне на площадку принес актер.
Театр же — лаборатория. Там можно на каждой репетиции идти вглубь, добиваться более полной правды — и даже добиться ее!
К тому же в театре тепло, в кино куда холодней.
Зимой, я думаю, нужно сидеть в театре…
— Вы много раз читали в разных странах лекцию «Токсична ли попса?». «Зима» и «попса» не синонимы в этой формуле?
— Конечно, в теме лекции есть провокация. Но вы знаете, что фастфуд токсичен. Что, вытеснив из рациона все иное, он может перестроить гормональную систему — и это уже необратимо. Вульгарные, примитивные чувства на экране, на сцене, в тексте, вульгарная эстетика, пошлое толкование жизни… у всего этого — та же биохимия. Попса портит не только вкус, но и наш способ чувствовать.
И у меня ощущение: многие думают так же, но как будто не имеют отваги сказать об этом. В последние годы с понятием постмодернизма стал связан такой моральный релятивизм… когда все позволено и ничто не стыдно. Когда равны все и во всем. И люди стыдятся в том числе осудить попсу вслух. Им кажется, это недемократично.
Мышление довели до такой условности… до потери рассудка, до стирания всех и всяческих границ. До полного релятивизма. Собственно, в понимании среднего человека постмодернизм и есть полный релятивизм.
А такое равноправие всего со всем… нет, мне это не нравится.
— Как вы думаете, наш мир сейчас — в фокусе? Он молод, он здоров?
— Боюсь, что это один из самых трудных вопросов. Вот именно этот: насколько мы исчерпали наши силы? Или можно надеяться на человека: вдруг он только начинает развиваться? Ведь мы достигли уровня, какого человечество прежде никогда не знало! «Старый мир» забыл о голоде. Так не было никогда. Перечитайте Диккенса и Золя: совсем недавно Европа была варварской.
Мы живем в невероятном богатстве, если считать богатством энергию, которую потребляем. Число киловатт на человека стало немыслимым: римский император не имел таких возможностей, такого комфорта, как любой из нас. Это прекрасно: но сейчас стоит вопрос о природе человека как животного. Как он найдет себя в мире, где нет голода и холода? Справится ли с благоденствием?
С другой стороны — рухнула наша мораль. Вся система отношений между полами, какой она была от начала истории. Осилим мы такое число новых вызовов? Или это превышает резервы? Для меня это открытый вопрос.
…Но на глобальные вопросы нет глобальных ответов. Рядом с нами всегда есть люди, совершенно не похожие на нас. И в их глазах мир выглядит по-иному.
Со мной когда-то случилась история, подобная притче. Именно о том, как много есть разных способов понимать мир. Я снял фильм о Папе Римском Иоанне Павле II — его понтификат только начинался. Премьера шла в Римской опере: было стечение публики, президент, здание тщательно охранялось. Я не остался в зале, потому что знал фильм наизусть. Пошел бродить по Риму, вернулся перед финалом, разговорился с охранниками у входа.
Я скромно спросил: «Что вы думаете о новом Папе?». «Ужас! На нашей памяти хуже не было!» — хором ответили они. «Почему?!» (во мне, конечно, взыграли польские чувства). Охранники просто возопили: «Мало того что он всегда на улицах говорит с людьми! Вы посмотрите, как он при этом стоит! Как памятник! С прямой спиной, неподвижно!».
«…Вот наш президент, — объяснили эти ребята, — тот молодец: всегда движется, крутит плечами, головой, чуть перебегает с места на место. Если в него выстрелят — промахнутся. Он профессионал. А с этим Папой невозможно работать!»
...И я навсегда понял: есть и точка зрения охранника. И своя логика в ней.
— Почему ваш автобиографический фильм, фильм о 1940—1950-х с его кумачом, тайным комизмом свирепой диктатуры, с ее гротеском, тотальной бедностью, обреченностью «бывших» и их попытками войти в «новый мир» — не шел в российском прокате? Ведь нам он, кажется, внятен, как никому.
— Не знаю. На немногочисленных российских просмотрах я заметил: фильм как раз не совсем внятен, мы переживали похожие вещи совсем по-разному. Я показывал фрагмент о смерти Сталина. В марте 1953-го Польше все ликовали. Многие — тайно, но все знали: хуже, чем было, уже не может быть. Будет только лучше. В России, я заметил, эти сцены не встретили отклика.
— Что вы снимаете сейчас?
— Я завершил в прошлом году картину «Повторный визит», ее в России еще не показывали. Я продолжил там три своих фильма 1970-х — «Семейная жизнь», «Защитные цвета» и «Константа» — до сегодняшнего дня, продлил биографию персонажей и показал, что с ними происходит сейчас. Те актеры, что живы, смогли сняться в тех же ролях.
А сейчас готовлюсь к новой картине… Это будет фильм в защиту женщин от феминисток. Фильм о корпоративной жизни, о деловых женщинах, которые уничтожают мужчин, веря, что это благо, что в нашем мире действительно больше нет никаких границ, что пришло тотальное освобождение человека.
Кшиштоф Занусси поставил в РАМТе "Доказательство". Это уже третий его спектакль в России. На постановку ушел всего месяц.
Кшиштофу Занусси уже давно не нужно ничего доказывать. Лучшие доказательства - это его фильмы. Хотя и на театральной сцене режиссер уже все доказал. В театральном багаже мастера около тридцати постановок. По поводу такой внушительной цифры режиссер лишь отшучивается. Говорит: "Театр - хорошее занятие для зимы, потому что тепло и кресла мягкие".
Он в третий раз ставит спектакль в России и во второй берется за пьесу "Доказательство". Впервые он заинтересовался этим драматургическим материалом лет шесть назад в Германии.
"Другие актеры, другие знания - в этом красота театра и искусства вообще. Этот спектакль совсем не похож на тот. Душа другая. Те же самые слова, но если их произносит другой человек, они имеют уже совсем другое значение ", - говорит Занусси.
На постановку ушел месяц. "Всего", - сказали бы у нас. "Вполне достаточно", - говорит Занусси. Из них почти три недели актеры РАМТа жили у режиссера на его вилле под Варшавой. Домашние репетиции - нестандартный подход, зато эффективный.
"Эта пьеса психологическая, здесь все на актерах. Все зависит о того, как они сыграют. Пан Кшиштоф хотел, чтобы они были живыми, натуральными", - поясняет ассистент режиссера Томаш Лещински.
"Вначале он не раскрывал свои карты, ему было интересно рассмотреть нас, - говорит актриса Нелли Уварова. – Постепенно он начал делится своими мыслями. Мне очень запомнилось, как он сказал: "Вы очень сильная, а я хочу, чтобы зрителю за героиню было страшно".
В пьесе всего четыре персонажа - профессор, две его дочери и один из его студентов. Нелли Уварова играет младшую дочь гениального до сумасшествия профессора Роберта. У этого героя, кстати, был реальный прототип - математик, нобелевский лауреат Джон Нэш. Его судьба заинтересовала не только театр, но и кинематограф. По этой пьесе был снят фильм "Доказательство" с Энтони Хопкинсом и Гвинет Пэлтроу в главных ролях.
"Я был студентом-физиком, мне эта пьеса очень интересна. Ученые живут на полвека вперед", - говорит Занусси. Пан Кшиштоф поясняет: это история о мере нормальности. И доказывает, что нормальные ему как раз совсем не интересны.
19 марта 2010 г. Режиссер Кшиштоф Занусси: Наслаждаясь жизнью, можно проиграть талант Ада Шмерлинг
Вчера в РАМТе состоялась премьера спектакля "Доказательство", поставленного знаменитым польским режиссером Кшиштофом Занусси по пьесе американcкого драматурга, лауреата Пулитцеровской премии Дэвида Оберна. Накануне премьеры автор более 50 кино- и телефильмов, победитель Каннского, Венецианского и Московского кинофестивалей, несмотря на плотный график репетиций, встретился с обозревателем "Недели" Адой Шмерлинг .
неделя: Имеет ли для вас особое значение тот факт, что вы ставите спектакль именно в Молодежном театре?
кшиштоф занусси: Молодежная публика меня всегда обнадеживает. Люди среднего возраста - это самые обыкновенные зрители. С ними не так интересно. Они, как правило, пассивны, у них уже нет вопросов. В театре, кино, книгах они хотят получить подтверждение собственным выводам. А у молодой публики всегда много вопросов. Но, в общем, Молодежный театр - это случайность. Просто я решил поработать в хорошей компании.
н: Но выбор пьесы - уже не случайность?
занусси: Дело в том, что я бывший физик, а пьеса про математиков, что мне близко. Хотя, конечно, она не о математике, она о много большем. Я уже однажды ее ставил, в Германии, и она довольно долго и с большим успехом там шла. Когда я понял, что в Москве ее до сих пор не было, то предложил ее Бородину (худруку РАМТа. -"Неделя").
н: "Доказательство" у нас не ставили, но фильм Джона Мэддена с Хопкинсом и Пэлтроу был в прокате. Так что с содержанием мы в общем знакомы. Поэтому хотелось бы узнать, какова ваша концепция этой истории?
занусси: Если бы я мог коротко ответить, разослал всем SMS. Но это было бы пропагандой, а не искусством.
н: Тем не менее спектакль - тоже месседж, только развернутый. Может, все-таки сочините к нему краткий синопсис?
занусси: Хорошо. "Доказательство" - это размышление на очень загадочную тему о том, где проходит граница между гениальностью и безумием. Меня этот вопрос волнует еще и потому, что я все время думаю о том гигантском долге, который имеет человечество перед сумасшедшими людьми, по нашим понятиям, ненормальными. Например, гениальный математик Джон Нэш, лауреат Нобелевской премии, с которого Оберн списал главного персонажа своей пьесы, - абсолютно больной человек, шизофреник. Но мы обязаны ему множеством открытий в математике. Об этом стоит задуматься хотя бы потому, что сейчас, в условиях демократии, всем так важно быть нормальными. Но ведь быть в норме - это значит быть средним, как все.
н: В контексте того, что спектакль для молодежи, мне представлялось, что вы будете акцентировать внимание на другой теме пьесы...
занусси: О том, что человек не вправе впустую тратить время и разбазаривать свои способности? Ну, конечно. Мы ведь все, как карточные игроки, при рождении получаем на руки хорошие карты, и важно правильно и, главное, вовремя ими воспользоваться. Среди математиков бытует мнение, что достичь чего-то в науке можно только пока ты молод. И это мало соответствует современным представлениям о жизни. В наше время все придерживаются того мнения, что, мол, делай что хочешь, наслаждайся жизнью, не торопись. И мало от кого услышишь, что время работает против нас, что, наслаждаясь жизнью, можно проиграть талант.
н: Но я вспоминаю ваш же фильм "Структура кристалла", где один из героев, которому вы явно симпатизируете, отказывается делать карьеру?
занусси: Да, но он при этом отказывается и от своего таланта.
н: Так на чьей же вы стороне: того, кто у вас в фильме отказался от карьеры, или того, кто именно ею только и занят?
занусси: Я отвечу как Флобер, который сказал, что он - это мадам Бовари. Между моими героями могут быть непримиримые противоречия. Но эти противоречия есть и во мне. Они есть почти в каждом человеке.
Я боюсь атмосферы социализма
н: Почему вы в основном ставите спектакли за границей? Боитесь польской публики?
занусси: Я действительно только один раз ставил в Варшаве. Но вовсе не потому, что боюсь польской публики. Я боюсь той атмосферы социализма, которая у нас в театре еще жива. На Западе актеры репетируют в полную силу, не пропуская и 10 минут репетиций. А в Польше во многих театрах актеры ведут себя, как советские чиновники. На репетициях думают только о том, когда будет перерыв. Подозреваю, что и у вас также, но в Молодежном театре я этого совсем не почувствовал.
н: А вам никто из театральных критиков не предъявлял претензий такого рода, что, мол, вы хороший кинорежиссер, а в театре полный профан?
занусси: Конечно, меня и за это ругали. Но не думаю, что я такой уж профан в театре. Я воспитывался скорее в театре, чем в кино. Другой вопрос, что в отличие от театральных режиссеров я слишком почтительно отношусь к театру. Иногда даже стесняюсь прервать актера. Из-за такого отношения к театру у меня бывали конфликты. Мне надо было бы вовремя накричать на актера, а я не мог.
н: Мой вопрос связан с тем, что сейчас, как вы и сами могли заметить, такое время, когда границы между творческими профессиями размыты.
занусси: Знаете, я был недавно по рабочим делам в Германии, где рассказал одной своей молодой знакомой, что буду ставить в Москве в академическом театре. А она спросила: "Неужели вы не можете выбрать какой-то настоящий театр?" Для нее академический значит консервативный, мертвый... Конечно, в России это слово звучит иначе, но суть в том, что классический театр с канонами, унаследованными из XIX века, сейчас больше похож на музей. Поэтому настоящий успех имеют как раз те театры, где жанры смешаны. Когда непонятно, что это - балет, опера, драма или цирк.
н: Тем не менее вы ставите спектакль как раз в традиционной манере?
занусси: Не совсем. Думаю, он ближе к телевидению или кино.
н: А не было соблазна попробовать себя в жанре документальной драмы? У нас она сейчас весьма актуальна. Даже на главном телеканале страны запустили пробный шар в виде сериала Валерии Гай Германики "Школа".
занусси: Докудрама - явление не новое. Это английская телевизионная форма, которой многие соблазнялись. Но мне она неинтересна. Редко на таких спектаклях зритель может идентифицировать себя с персонажами пьесы. А для меня это принципиальный момент. Я как зритель хотел бы сопереживать тем, кого вижу. А если мне на сцене или телеэкране людей показывают как животных в зоопарке, мне это неприятно. Я не хотел бы быть зрителем в человеческом зоопарке. Конечно, Бертольт Брехт со мной бы не согласился. Но и я с Брехтом не согласен. Повторюсь, мои герои - моя мадам Бовари. Я идентифицирую себя с ними. И надеюсь, что мои зрители тоже.
н: Но вы точно знаете, кто они, ваши зрители? Вы, как мне помнится, любите говорить об элитарном зрителе?
занусси: Об элите я всегда говорю осторожно. Потому что элита - это не те, кого общество вознесло высоко. Олигархи, директора банков или политики - это для меня не элита. В большинстве своем это грубые простые люди. Под элитой я подразумеваю динамичное меньшинство думающих, творческих, ответственных, созидающих людей. И именно к ним прежде всего я хотел бы пробиться как к зрителям. Именно их я бы хотел найти. Впрочем, думаю, что сейчас, с помощью современных технологий, интернета, они меня найдут даже быстрее, чем я их.
Люди вынуждены воровать
н: Вы сами интернетозависимый человек?
занусси: Нет, я вообще не пользуюсь интернетом.
н: Даже электронной почтой?
занусси: У меня секретарша есть.
н: То есть вы даже не знаете, как нажать на кнопку компьютера?
занусси: Знаю, конечно. Все-таки я бывший физик. Но не пользуюсь. Кстати, как и мобильным телефоном. Это моя маленькая люксусная привилегия. Я могу себе это позволить.
н: После такого я даже не знаю, как задать следующий вопрос... У нас тут недавно закрыли по решению прокуратуры один файлообменный сайт, посредством которого люди обменивались фильмами...
занусси: А, я знаю, вы говорите о тех, кто крадет...
н: Ну, это как поставить вопрос... К примеру, большинство ваших фильмов в России никак иначе, кроме как на торрентах, невозможно найти. К тому же там не просто выкладывают ваши фильмы, но с русскими переводами, которые, замечу, люди делают совершенно бесплатно, просто из любви к искусству.
занусси: Я знаю, что по этому поводу существуют разные мнения. Есть такие режиссеры, как я, у которых очень изысканная и потому не очень многочисленная публика. И для нас важно, чтобы фильмы дошли до нашей публики любым путем. Я сам часто раздаю копии своих картин, и для меня не имеет значения, что за показ мне в этом случае не платят. Но даже если бы для меня деньги были важнее публики, я считаю, что законы об авторских правах надо менять. И они будут изменены рано или поздно. Просто потому, что в таком виде, как они действуют сейчас, они уже не жизнеспособны.
н: Значит, вы не хотите защищать свои авторские права?
занусси: Будьте спокойны, я ни на кого в прокуратуру за скачивание фильмов не подам. Я не принадлежу к той группе людей, которые защищают свои привилегии в соответствии с неработоспособными законами. И я не обвиняю ни в чем "пиратов", потому что, если бы вы могли кликнуть на каком-нибудь сайте на нужный вам фильм и посмотреть его, заплатив мне пять копеек, то и мне бы этого хватило, и вы бы не чувствовали себя вором. Но такой возможности в данный момент нет. Поэтому люди вынуждены воровать. Кроме того, есть еще и проблема цены. Я не понимаю, почему, к примеру, за фильмы Спилберга, очень богатого человека, где-нибудь в маленькой бедной стране люди должны платить столько же, сколько в богатой Америке. По мне так Спилберг просто должен радоваться, что его там смотрят. Он от этого ничего не теряет, тем более что его смотрят миллионы по всему миру.
н: Ну да, глобализация... А вы, кстати, ее противник или сторонник?
занусси: Быть противником или сторонником глобализации невозможно, как нельзя быть против погоды. Она просто есть. Такая, какая есть. Но мне кажется, в глобализации больше все-таки хорошего, чем плохого.
н: Например?
занусси: Многие, к сожалению, забывают, например, о том, что европейская цивилизация, точнее, европейско-американская, атлантическая, с иудео-христианскими корнями, дала человечеству такой импульс к развитию, какой не давала ни одна другая цивилизация. Ни древнеегипетская, ни индийская, ни китайская, ни южно-американская. Тысячелетия проходили, а люди не замечали течения времени. И только в Европе где-то с XII века началось невероятное ускорение. Всего за несколько столетий наша цивилизация справилась с такими несчастьями человечества, как, например, голод. Поэтому сегодня в большинстве стран мира не голодают, а там, где голодают, знают, как голод победить. Тот же Китай, который голодал еще вчера... Кроме того, человечество больше не боится холода. Это все гигантские достижения. Ведь чтобы люди не страдали от голода и холода, совершались все революции. А теперь мы не просто сами знаем, как с этим справиться, но и распространяем свои знания и умения. Так что с этой точки зрения мы должны радоваться глобализации. Благодаря этому процессу мы делимся с миром тем, что сумели придумать для себя.
н: А как же национальная специфика?
занусси: Да, национальная специфика умирает. Умирают языки малых народов, национальные обычаи. Но это невозможно сохранить, даже если продолжать стоять на своем. Потому что за победу над голодом во всем мире всем нам приходится платить, в частности, национальной своеобычностью.
н: А вам не кажется, что китайцы уже могут сами нас кое-чему научить?
занусси: Кажется, пока нет. Сужу хотя бы по тому, что китайские показатели по количеству патентов на изобретения еще очень низкие. Китайская цивилизация имеет невероятную способность повторять, копировать, но ей в значительно меньшей степени свойственно творить, придумывать что-то новое. Посмотрим, как будет дальше. Источник творческого потенциала цивилизации не в умении повторять и следовать за другими, а в способности свободно мыслить.
н: Представьте себе, как в анекдоте, что русскому, немцу и поляку дали задание снять фильм в Нью-Йорке по-английски. А потом все три фильма показали вам, но без указания имен режиссеров. Вы бы смогли сказать, кто какой фильм снял?
занусси: Если они хорошие фильмы сняли, то да. Но лучше бы вы в том анекдоте изменили исходные географические данные: не Нью-Йорк, а к примеру, Найроби. Иначе есть соблазн сделать подделку под американское кино.
н: То есть специфика национального сознания, несмотря ни на какую глобализацию, все-таки пока еще просматривается в том, что и как мы делаем?
занусси: Это факт. Поэтому, кстати, я с такой радостью ставлю спектакли за границей. На чужом языке с актерами другой ментальности пьесы всегда звучат по-другому. Например, мою пьесу "Игры женщин", которую я ставил во МХАТе, играли еще и в Англии. И, конечно, не так, как в России. В частности, в сцене, где молодой человек входит в дом сказочно богатой женщины, англичанин с явным интересом смотрел по сторонам и с восторгом говорил: "Как здесь красиво!" А Миша Ефремов в той же сцене упирался взглядом в носок своей кроссовки и невнятно что-то бурчал. На мой вопрос, почему он так делает, Миша ответил: "Я не хочу показать этой даме, что ее богатство произвело на меня впечатление".
Публицистику интересно снимать в переломную эпоху
н: В начале 90-х вы сняли фильм о России. Тогда во главе страны стоял Горбачев, но одним из главных фигурантов российской политики был уже Ельцин. В той картине вы предсказали приход Ельцина к власти. Нет ли у вас желания снять еще один фильм о России?
занусси: На самом деле это предсказал не я. Так получилось, что люди, с которыми я беседовал в рамках своего фильма, так повели разговор, что фильм оказался провидческим. А я всего лишь выбрал правильных людей для разговора. Новых заказов у меня на подобное кино нет. Да мне и не хочется: публицистику интересно снимать в переломную эпоху. Однако это не значит, что мне не интересно, что происходит в России и по какому пути она пойдет дальше. Очень даже интересно.
н: А вы чувствуете, как в стране изменилось настроение?
занусси: Конечно. Но думаю, дело не в экономическом кризисе. Он всего лишь катализатор. Это как с кораблем, который может столкнуться с айсбергом, но дело не в айсберге, а в курсе, которым корабль идет. Кризис всего лишь дает понять, что что-то неправильно в обществе, в системе мышления. Приведу в пример Финляндию. В начале 90-х она столкнулась с гораздо более драматичным кризисом. Поскольку экономика Финляндии была основана на трансферах с Запада в Советский Союз, финский кризис был напрямую связан с распадом СССР. Однако финны сумели всего за 10 лет преодолеть тот кризис, перестроив все общество с согласия всех политических сил. И то, что сейчас у вас, к примеру, в руках мобильный телефон, произведенный в Финляндии, это неслучайно. Менталитет финнов был готов к переменам. Так что кризис - это проверка общества. Ну вот так я дипломатично отвечу вам.
н: Кстати, о дипломатии. Вы по-прежнему советник Папы Римского по культуре?
занусси: Да, я остался на этой должности.
н: И вы по-прежнему, как когда-то сказали, занимаетесь в Ватикане тем, что помогаете кардиналам разобраться, что такое постмодернизм?
занусси: В Ватикане, слава Богу, уже усвоили, что такое постмодернизм.
н: Тогда с чем теперь вы им помогаете разбираться?
занусси: Ну, например, помогаю думать, что делать христианам в странах, где они являются меньшинством. Должны ли они создавать контркультуру? И вообще, насколько контркультура и противопоставление меньшинства большинству может способствовать развитию культуры и общества.
н: Своей потрясающей готовностью, отвечая на вопросы, философствовать на любую заданную тему вы мне напомнили чеховских "Трех сестер". Вы как Тузенбах и Вершинин, которые все время предлагали пофилософствовать и делали это с поразительным энтузиазмом.
занусси: Все-таки я не только бывший физик, но и бывший философ. Однако в отличие от некоторых персонажей Чехова не только философствую, но и осуществляю некоторую практическую деятельность. Раз уж вы зацепили меня своим замечанием, скажу, что 20 лет назад мы вот так же, как с вами сейчас, сидели за столом, пили чай и очень по-чеховски философствовали в кругу нашей большой семьи: обсуждали, как теперь будем жить в свободной стране и так далее. Говорили так долго, что наши дамы, которые всегда немножко мудрее нас, в конце концов сказали: "Ну, вы третий раз ходите вокруг одного и того же сюжета. Или сделайте что-то уже или найдите другую тему для жалоб!" Нас это так отрезвило, что мы действительно решили что-то сделать. И построили школу. Собрали деньги и построили. Потом вторую. И получилось это только потому, что кто-то из нас вовремя заметил, что мы слишком похожи на чеховских героев.
Невероятно обаятельный пан Кшиштоф еще и невероятно отважен. Поставить спектакль про математиков! На это немногие способны. Такие сюжеты, как "Доказательство" ("The Proof") на сцене или на экране грозят превратиться в семейную драму, отягощенную намеками на инцест, или - что тоже не выход - в детективную историю "кто украл бумаги гения?"
На сцене РАМТа появился спектакль, где нет ни того ни другого. Есть история, где сплетаются судьбы очень разных, по-своему талантливых и при этом не слишком счастливых людей, у каждого из которых своя правда.
Вот гениальный математик, хотя и помешавшийся к концу жизни, - профессор Роберт (Евгений Редько) и его не менее одаренная дочь Кэтрин(Нелли Уварова). Правда, к началу действия профессора уже нет в живых - он существует только в памяти Кэтрин, что не мешает вести им оживленный разговор. Профессор Роберт - мастер загадывать загадки и ядовито озадачивать собеседника. Вот к чему относится его фраза о том, что "машина скоро заработает" - к восстановлению его собственных способностей - или к пробуждению математического гения в Кэтрин?
Пожалуй, отношения между ними больше всего напоминают... старого князя Болконского и княжны Марьи из "Войны и мира". Помните? Когда отец из самых лучших побуждений заставляет дочь заниматься математикой, считая ее "непохожей на остальных дур". Кэтрин(как и княжна Марья) действительно умна. И настолько любит отца со всем его старческим эгоизмом, что позволяет ломать ей жизнь. Пока у нее не остается никого и ничего - кроме математики. Нелли удается раскрыть образ Кэтрин, балансирующей, как и ее отец, между гениальностью и безумием - не выдавая зрителю главного секрета своей героини.
И тут появляется он. Бывший аспирант. Некрупный ученый. Университетский преподаватель Хал (Денис Баландин). Которому очень интересны тетради профессора. А еще ему интересна Кэтрин с ее полудетским очарованием и агрессивной искренностью. И вот: утешение-откровенность-поцелуй-ночь, проведенная вместе. И счастливая Кэтрин делится с Халом отцовскими записями. Хал тоже счастлив -но вот насколько искренен он сам? Денис не играет циника или неудачника - его герой, хотя и математик, но при этом обычный человек. А это не всегда недостаток.
Катализатором конфликта становится Клер (Ирина Низина). Ей блестяще удается роль "старшей сестры" в прямом и переносном смысле. Клер из тех людей, что с самым доброжелательным видом доводят других до истерики. У нее своя правда и своя жизнь. Ей очень нужна квартира Кэтрин и очень выгодна легенда о ненормальности младшей сестры (что вы хотите, отцовские гены).
И тут выясняется главное - последнее доказательство великого математика принадлежит не ему, а его младшей дочери. Так заявляет сама Кэтрин. Тем самым утрачивая Хала (а какой мужчина смирится с подобным превосходством со стороны женщины?!). Зато для Клер это - доказательство. Долгожданное доказательство безумия сестры.
Чем все кончится - узнаете сами. В том числе, кому же на самом деле принадлежит открытие.
Точный и тонкий перевод Сергея Таска вовлекает зрителя в отдельную - филологическую - игру смыслов. Интрига действия сохраняется до конца.
Скажу лишь, что к финалу я ожидала всего - но только не такого поворота событий.
Кшиштоф Занусси совместил сцену и кинематограф, превратив спектакль в череду выразительных раскадровок. Действие постоянно колеблется между комедией и драмой.
Тем ярче оказался финал.
Ну и под занавес - наконец-то тема вузовских преподавателей раскрыта! Чего стоит один такой диалог между Халом и Кэтрин:
- Мне нравится преподавать. - Наркотики пробовал? Говорят, помогает.
Нет, нам не нужны наркотики. Нам достаточно интеллекта.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
